У подножья Нуратинских гор, в городе, название которого не сохранилось в памяти потомства, в квартале кузнецов жил давным-давно мастер-кузнец. Много времени прошло с той поры, память у людей коротка, как волос на бритой голове, и дырява, как халат на плечах бухарского нищего, и сейчас невозможно даже припомнить, как звали того бедного, но весьма достойного человека.
Был год великой засухи. Обычно полноводная в летнюю пору река иссякла. Арыки высохли. Деревья потеряли листья. Жестокое дыхание пустыни уничтожило урожай того года. Надвигался голод.
Но никакие, даже самые сильные горячие ветры не вредили садам беков и ханов, никакая засуха не трогала их обремененные плодами деревья и виноградные лозы. Ибо не иссякали источники, вытекающие из подножья гор, ни зимой, ни летом, ни в другое время года. Те сады и те источники были во владении самых богатых, самых жадных, самых могущественных людей города.
Когда вся страна изнывала под палящим дыханием, водоемы высохли и матери бродили по раскаленным пыльным улицам города, прижимая умирающих от жажды детей к груди, владетели садов взирали равнодушно на горе и слезы.
Плакали в бессильном отчаянии женщины, дети охрипли от крика.
Ропот народа подымался к дворцу, что выстроен был правителем города на высоком холме, стоны неслись выше звезд.
Пошли горожане к правителю города и просили указать путь к жизни и спасению. Говорили они: "Дети наши умирают. Вы имеете и власть, и воду, и богатство, — помогите нам". Но вышли к посланцам муллы и ишаны и, подняв руки к небу, воззвали: "Так предначертано. Если аллах терпит зло, то и вы, смертные, должны терпеть. Тот, кто ропщет, — вероотступник!" В ярость пришли горожане. Ходили толпы людей по улицам и площадям. Кричали: "Где вода?" Другие вспоминали обиды и притеснения.
Рос гнев народа.
Но высоки и неприступны стены, окружающие сады богачей. Разбились о камни волны народного гнева. Много мужчин, полных силы и смелости, погибли под ударами мечей воинов правителя. Долго еще тучи воронов кружились над трупами, брошенными далеко в степи.
Затих в унынии город, опустели базары, и лишь горячий ветер мчался по улицам.
А кузнец, преисполненный ярости, ушел в горы.
Тихо стало в кузнице. Не слышно было звонких ударов молота по железу, застыла зола в горне.
В дни скитаний встретил кузнец среди скал и камней белобородого пастуха и нашел у него приют и место отдыха. Пока варился на каменном очаге бедный ужин, рассказал кузнец о своей печали и о черных днях бедствия, в которых пребывал народ долины.
Смотрел старец на пламя очага и думал.
Но вот он поднялся во весь рост, глаза его горели в сумраке у самого свода пещеры.
— Я — Отец Вод, хранитель истоков реки, дающей жизнь долине. Я знаю, — сказал он, — как сделать людей долины счастливыми, я знаю, как дать им в руки великую силу. Приказываю тебе спуститься в долину. Собери сельский и городской люд, пусть возьмут с собой кетмени и придут сюда.
Когда солнце поднималось над пыльной равниной, кузнец быстро шагал по дороге к высоким башням города.
Как джарчи-глашатай, взывал кузнец на дорогах, в кишлаках, на площадях базаров, у дверей бань и мечетей. Тысячи людей шли в горы.
Созвал их Отец Вод и сказал: "Беда ваша от засухи. Загородите долину. Сделайте запас воды и вам не страшны будут горячие ветры пустыни даже в год великого безводия".
Скоро народ начал строить плотину.
А богачи и владетели садов послали в глубину пустыни к злому волшебнику Адджрубу верного человека и приказали сказать: "О властитель живого и мертвого! Людишки с черными руками кладут камни стен крепости против твоего могущества. Лети в горы и убедись сам".
Помчался злой Адджруб в горы. Песок и пыль поднялись до самого свода небес и потушили звезды.
Огненную бурю нагнал бешеный Адджруб в горную долину, где работали тысячи кетменщиков. Многие сгорели, многие задохнулись; казалось, весь народ, собравшийся в долине, погибнет. Но Отец Вод всплеснул воды горного озера, и ледяные струи охладили скалы, сделали воздух теплым и приятным, как в бане. Отступил Адджруб, трясясь от ярости.
Люди принялись снова трудиться, копая землю, ломая камень, воздвигая плотину, но их ждала новая беда.
Земля содрогнулась и заколебалась. Луна качалась из стороны в сторону, как светильник, подвешенный на цепочке к потолку. Стон поднялся из груди земли. Горы сталкивались вершинами и обрушивались в бездны. Поток камней мчался вниз по долине, люди казались муравьями под ногами великанов.
Но Отец Вод одним взмахом руки перенес строителей на склоны гор. И камни, упавшие туда, где только что были люди, не причинили вреда, а только послужили на пользу, ускорив возведение плотины.
Не угомонился Адджруб. Он собрал со всех гор и долин свирепых тигров, огнедышащих драконов, когтистых барсов, диких волков, гиен, шакалов, ядовитых змей, скорпионов и послал их против кузнеца и его людей. В глухую полночь, когда глаз не мог разглядеть пальцев на вытянутой руке, полчища зверей и насекомых напали на безмолвный стан, где в землянках и юртах спали уставшие строители. Не растерялся среди смятения и переполоха кузнец. Приказал он зажечь сотни факелов из смолистых ветвей горного дерева арчи, и красное пламя запылало, словно пожар, и все гады и дикие звери в страхе разбежались.
Кузнец с народом своей земли строил каменную плотину высотой в пять тополей. Так повелел Отец Вод. Обтесанные глыбы скал, из которых складывали плотину, были величиной с дом. А чтобы камни держали друг друга, кузнец заливал промежутки между ними расплавленным свинцом, добытым тут же в окрестных горах.
Колдун не унимался. Он понял, что скованная плотиной река будет служить народу, она даст много воды иссушенной земле, и люди воспрянут и выйдут из-под его власти.
Обрушил он на строителей плотины гром и молнии. Но устоял кузнец и его строители.
Тысячу дней люди пробивали скалы, чтобы дать дорогу воде через каменную гору.
Колдун давил в прорытой пещере людей. Камни падали им на головы. Змеи смертельно жалили их. Но дни и ночи стучало железо. Гора стонала и содрогалась, когда люди вгрызались в ее грудь.
И вот пришел день радости.
Река, скованная плотиной, смирилась. Воды мирно потекли по подземному арыку сквозь гору, и прохладные струи утолили жажду сожженной огнем и жаром земли.
На высокой черной скале заскрежетал зубами Адджруб от бессильной ярости.
Люди пришли в город. Радостно было возвращение. То был день пиршества, плясок и песен. Прибежали поклониться кузнецу богачи, владетели садов. Лежали гордые в пыли перед кузнецом и кричали: "Ты велик!" Вошла в сердце кузнеца жалость. Не казнил, а простил он гордецов и посеял семена на пашне гибели. Забыл он слова мудрых: "Враг с отрезанной головой лучше".
Но затаили владетели садов смертельную ненависть. Богачи поклялись погубить кузнеца.
Много лет бродил Адджруб по пустыне изгнанником, и осталось силы у него не больше, чем у воробья.
И призвали богачи — владетели садов мерзкого колдуна тайно в город. Долго с ним шептались в темных углах. Ушел Адджруб в далекую страну и рассказал жившим там диким и страшным наездникам об изобилии и богатстве города.
Проснулась в них жадность, и отправились они в поход. Черные тучи воронья окружили город. Долго длилась осада. Великие и доблестные были сражения и схватки. В смертельном поединке сразил вражеского шаха кузнец-богатырь. Победа была по праву за жителями города. Таков был старинный обычай.
Враг устал, обессилел, руки воинов-наездников ослабели. Они хотели уйти в свои степи.
Но затаившие обиду владетели садов послали в стан диких кочевников верного человека.
Посланец сказал им:
— Неподалеку стоит плотина, от которой город получает воду и жизнь. Плотина сложена из камня и свинца. Свинец боится огня.
Тысячи всадников поскакали в ущелье. Они собрали дрова, хворост и сухую колючку. Пламя поднялось выше облаков, свинец от жара растопился, и камни, более не сдерживаемые ничем, расползлись и обрушились вниз. Вода стеной ринулась по долине, залила поля и сады, разрушила город, погубила многих его жителей и все вражеское войско. Погиб и злой колдун Адджруб.
Немногие спаслись из жителей города, но и они покинули те места. С той поры город лежит в развалинах.
Так было, а если кто-нибудь усомнится в истине рассказанного, пусть отправится в ущелье. Там и сейчас можно видеть камни со следами свинца, из которых кузнец строил плотину.
_______________
Арча – вид крупного древовидного можжевельника.
Кетмень – большая мотыга.
Было это или не было — жил когда-то в Хорезме знаменитый рассказчик Сейфутдин, по прозвищу Красноречивый. Слава о нём, подобно многоводной реке, текла из одной страны в другую, и многие люди приезжали в Хорезм издалека, чтобы насладиться мёдом его беседы и напиться из источника его красноречия.
И вот об этом рассказчике услыхал один богатый бухарский купец. Он ни в чём не привык себе отказывать и, конечно, захотел послушать знаменитого Сейфутдина, но не мог бросить свою торговлю и сам отправиться в далекий Хорезм. Тогда купец решил пригласить к себе этого славного мастера красноречия. Он положил на серебряный поднос богатые подарки и кошелёк с деньгами, пошёл в караван-сарай и поклонился старому караван — баши, отравлявшемуся с верблюдами в Хорезм. Купец сказал:
— Если ты привезёшь ко мне Сейфутдина Красноречивого, эти подарки и кошелёк станут твоими.
Кошелёк был тяжёл, а подаркам не было цены, и караван — баши согласился. Не успела луна обновиться дважды, как он привёз в Бухару знаменитого Сейфутдина. Купец встретил гостя с величайшим почётом. Он осыпал его подарками, а вечером, когда гость отдохнул от дальней дороги, купец созвал своих родных, друзей и соседей, усадил рассказчика на драгоценный текинский ковёр и попросил его порадовать всех цветами красноречия и алмазами остроумия.
В доме стало так тихо, что было слышно, как на террасе — айване — пищит москит, запутавшийся в паутине, и Сейфутдин Красноречивый начал свой первый рассказ.
Какими похвалами осыпали гости рассказчика, прослушав его первую повесть! Они говорили ему слова лести, подобные сладкому шербету. И ободрённый Сейфутдин начал второй рассказ.
Второй рассказ вызвал такой восторг, что многие из слушателей попадали с подушек, а сам хозяин стал подобен потерявшему разум и сидел с растрепанной бородой и выпученными глазами. И хотя старинный обычай запрещал присутствовать при беседе мужчин женщинам и детям, и дети и женщины сбежались со всего дома, чтобы послушать третий рассказ Сейфутдина.
Насладиться четвёртым рассказом слетелись птицы со всего сада.
Когда же знаменитый рассказчик начал свой пятый рассказ, под окна купцова дома сбежались все верблюды и ишаки с базара, хотя всем давным-давно известно, что даже благоразумный ишак стихам поэтов предпочитает охапку свежего сена. Вот каким несравненным, необычайным, неповторимым, совершенным и повергающим в трепет, дарующим блаженство и превосходным было искусство Красноречивого Сейфутдина!
Ночь шла, а слова золотой рекой лились и лились из уст рассказчика. Настал день, а неутомимый Сейфутдин всё рассказывал, рассказывал и рассказывал, и казалось, не будет конца потоку его красноречия.
Когда Сейфутдин начал свой сто первый рассказ, хозяин учтиво предложил ему отдохнуть и подкрепиться чаем, но, увлечённый своим искусством, Сейфутдин уже ничего не видел и ничего не слышал — он продолжал рассказывать. Он рассказывал, рассказывал и рассказывал, но на двести первом рассказе даже самые терпеливые и выносливые потихоньку покинули дом купца.
На триста первом рассказе разбежались женщины и дети.
На четыреста первом ишаки и верблюды попадали замертво. А Сейфутдин всё рассказывал и рассказывал. Дом погрузился в ночную тьму, никто уже не зажигал светильников, никто не заваривал чая, некому было даже притворить двери, потому что все слуги разбежались. Один только хозяин не смел нарушить долга гостеприимства; он сидел перед неутомимым рассказчиком и щипал себя за уши, чтобы не заснуть и тем не обидеть гостя. Он молил аллаха о скорой смерти и не знал, как избавиться от безжалостного царя рассказчиков.
И вот, когда купец был уже близок к смерти, в окно заглянула его верная жена Салтан-Биби. Бедная женщина не сомневалась, что купец давно захлебнулся от страшного ливня повествований, и пришла похоронить бездыханное тело мужа. Но купец ещё дышал. Увидев жену, он воспрянул духом и, собрав последние силы, простонал:
— О Салтан-Биби, вернейшая из вернейших! Беги скорей к караван-баши и выкупи мою душу у смерти!
Свидетель аллах! Когда седой караван-баши вошёл в дом купца, Сейфутдин рассказывал восемьсот первую сказку!
Несчастный хозяин обнял колени старца и завопил:
— Отец мой, за то, что ты привёз ко мне Сейфутдина, я отдал тебе поднос с подарками и кошелёк золота, но за то, что ты увезёшь его, я готов отдать тебе всё, что у меня есть — и этот дом, и сад, и лавки, и все свои богатства!
Немало видел на своём веку чудес седой караван-баши, не удивился он и купцовой просьбе. Он улыбнулся в бороду и сказал:
— Верно говорят люди: не тот мастер, кто хорошо начал, а тот, кто умеет вовремя кончить!
Кончим и мы нашу сказку, чтобы не уподобиться Красноречивому Сейфутдину.
Как-то ползла черепаха по своим черепашьим делам.
В дороге увязался за ней скорпион. Поневоле черепахе пришлось ползти с ним вместе.
Что касается черепахи, то она была необыкновенно умна и проницательна, так как в частых путешествиях приобрела большой опыт.
И вдруг дорогу путникам пересекла широкая река.
Тогда черепаха устремилась к цели своих желаний и стремлений и, покачиваясь, как гусь или утка, поплыла к другому берегу.
Случайно она оглянулась назад и увидела, что ее спутник бегает по берегу взад и вперед, держа свой хвост на плече торчком.
— О, друг мой, — спросила его черепаха, — почему ты не переправляешься на ту сторону?
И скорпион ответил:
— Увы, я не умею плавать.
Черепаха подумала про себя:
"Могут ли спутники по всякому пустячному поводу отбрасывать в сторону правила товарищества? Это не хорошо. Лучше мне переправить его на тот берег".
Словом, черепаха повернула назад. Начала она грести своими веслами-лапами, в несколько взмахов подплыла к берегу и сказала:
— О, друг мой, я вернулась, чтобы переправить тебя через реку. Садись на мою спину, но только не ерзай зря, а не то сам себе навредишь.
— Всякий сам отлично знает, в чем для него благо, — ответил скорпион, и заполз черепахе на спину, а она спустилась в реку и поплыла.
Вскоре скорпион начал раскачиваться на своих ногах и вперед.
— Чего это ты без толку там шевелишься? — спросила черепаха.
— Я решил: поучусь втыкать свое жало в твой кожаный щит, — ответил скорпион.
— Что может сделать моему щиту твое бессильное жало, похожее на колючку? — раздраженно воскликнула черепаха.
— Разве ты не знаешь, — возразил скорпион, — что цель скорпиона наносить удары своим жалом хоть товарищу в грудь, хоть недругу в спину?
Как у животных, так и у людей привычки часто разума сильней.
Знай: скорпион на то и скорпион, Что даже камни станет жалить он.
Тут черепаха окончательно рассердилась и молвила:
— О, друг мой, доколе буду я плавать по воде, словно щепка? Надо полюбоваться жемчужинами на дне глубокого потока.
Сказав это, она нырнула, подобно тому, как это делают водолазы, и начала собирать жемчужины. А скорпион захлебнулся и утонул.