Ушли три брата на чужбину деньги зарабатывать. Дошли до перепутья, остановились. Вот старший и говорит:
— Тут мы разделимся. Я пойду в гору по правой дороге, ты, средний брат, ступай по левой, а ты, меньшой брат, иди по средней дороге. Через три года, на Димитров день, сойдемся все трое на этом перепутье и увидим, кто сколько заработал. Согласны?
— Согласны, братец, — отвечают младшие братья.
Поцеловали руку старшему и разошлись в разные стороны.
Старший брат остался жить в одном городе. Открыл пекарню и за три года нажил полную сумку червонцев. Средний брат открыл корчму у моста, засучил рукава и принялся торговать — вот и набил себе карманы. А младший брат нанялся в помощники к одному доброму человеку, старому пастуху.
Минуло три года, пошёл парень к пастуху за расчётом. Пастух отсчитал его заработанные деньги, сложил их в кучу, потом вынул из-за кушака три ореха и говорит:
— Я человек старый, больной, одряхлел, сил у меня не хватает бегать за овцами. Хорошо, что хоть ты мне подвернулся, а не то всё стадо бы моё пропало. Большое тебе спасибо, овец ты пас хорошо. Причитается тебе такая плата: или столько денег, или же три ореха — вон те, что лежат перед тобой. Деньги я тебе дам без благословения, потому что деньги — как огонь: они человеку руку жгут. А орехи дам от всего сердца, с благословением дам. Хочешь, бери деньги, хочешь — орехи.
Парень подумал-подумал, да и протянул руку к орехам.
— Возьму орехи, раз ты даёшь их от сердца и с благословением.
Взял парень орехи, поцеловал руку старому пастуху и тронулся в путь.
И вот на Димитров день три брата сошлись на перепутье.
— С хорошим заработком вернулись? — спрашивает старший.
— С хорошим, — отвечает младший.
— Посмотрим! Только сперва поглядите, сколько нажил я.
И старший брат развязал свою сумку, а средний вытащил из-за пазухи кошель с деньгами.
— Вот это здорово! -.говорит ему старший.
Тут младший брат сунул руку в карман и вынул три ореха.
— Это что же такое?! — спрашивает его старший брат. — Столько ты заработал за три года?
— Да! Только три ореха, но они даны от всего сердца и с благословением, — отвечает младший.
— Дал их мне один старый человек, пастух, за то, что я его овец пас. Он обо мне заботился не хуже родного отца.
Рассердились старшие братья.
— Много мы видывали дураков, но дурей тебя во всём свете не сыскать! — кричит старший брат. — Проработать три года за три ореха — такого чуда не слыхано, не видано! Вернись и потребуй у пастуха денег, а без них и глаз не показывай в отцовский дом.
Опечалился парень, пошёл обратно. Тяжёло у него было на душе, идёт, сам себе говорит:
— Я-то думал, когда тебе дают что-нибудь от всего сердца, так это лучше всего на свете, а вот что получилось.
Шел он, шёл, дошёл до родника. Нагнулся попить водицы, глотнул раз-другой, а больше пить не стал — очень уж есть захотелось. Пошарил в торбе — ни крошки хлеба. «Дай-ка я расколю свои орехи, — думает голодный парень, — хоть червячка заморю». Расколол он один орех. Что за чудо! Орех принялся расти; рос-рос, вырос в стовёдерную бочку. И вот из скорлупки стали выбегать овцы, ягнята, бараны с колокольчиками на шеях — целое стадо вышло из одного ореха.
Парень от радости не знает, что делать. Собрал стадо, пошёл домой. Шёл-шёл, подходит к родной деревне. «Дай-ка я расколю другой орех, — думает, — посмотрю, что в нём такое».
И расколол второй орех. Как только скорлупка треснула, из неё вышли два молодых вола с длинными рогами, а за волами оказалась повозка, а на ней железный плуг.
Ударил себя парень по лбу.
— Вот так чудеса! — говорит.
Взял в руки цепь и повёл волов вслед за стадом. Но, не дойдя до деревни, надумал расколоть и третий орех. Расколол. И вот из скорлупки вышла девушка, да такая красавица, что пером не описать.
— Веди меня к своему отцу в дом, — говорит девушка. — Суждено мне быть твоей женой.
Посадил парень девушку на повозку, повёл волов. Идут овцы, колокольчиками звенят. Пришёл парень домой и сыграл свадьбу. Девять деревень на свадьбу позвал. И я на той свадьбе был. Ел, пил, веселился — да так, что до нынешнего дня на душе весело!
Не было когда-то на свете никаких болезней. Люди умирали или от старости, или от вражьего ятагана, или из-за какого-нибудь несчастного случая: ну, скажем, кони испугаются, опрокинут телегу в глубокий ров, или деревенский бык пырнёт кого-нибудь рогами.
Жили в то время в одном городе две старые девы. Не смогли они во время выйти замуж, потому что были очень бедные. А обеднели они из-за своей лени да прожорливости. В один прекрасный день, испугавшись голодной смерти, одна сестра сказала другой:
— Давай-ка, сестрица, оборотимся в лихорадку. Пойдём людей лихорадить и снова будем есть вкусно и досыта. Ведь когда человеку станет худо, и он сляжет, его близкие готовят ему самые лучшие кушанья, подносят всякие напитки, сладости — лишь бы ему только полегчало.
— Хорошо! — согласилась другая. — Только ты мне скажи, какие бывают лихорадки, а то я ведь и не знаю?
— Когда усталый человек напьётся холодной воды, наестся неспелых слив, или другой зелени, съест кусок испорченного мяса, мы влезем ему прямо в сердце и начнём его трясти: в самую нестерпимую жару мы дохнем на него таким холодом, что у него зуб на зуб не попадёт, а в самый лютый мороз мы его бросим в такой жар, что он весь покроется испариной, как в бане. Он будет мучиться от лихорадки, а мы заживём себе по-царски. Ну, ступай следом за мной! Как только выйдем на улицу, так и набросимся на первых встречных.
Сказано-сделано! Сели они на лавку у ворот и стали ждать. Через некоторое время на улице показалось двое: один из них был богатый купец, другой — бедный мельник. Подкрались к ним лентяйки и тихонько пробрались в их сердца: первая — к купцу, вторая — к мельнику. Стали они их трясти. Трак-трак! — стучит зубами первый. Трак, трак-трак! — вторит ему другой. Стуча зубами и кашляя, они едва добрались домой.
Тут же в доме богача все забегали, засуетились, постлали ему мягкий тюфяк, чистые простыни, подложили ему под голову пуховую подушку, накрыли его шёлковым одеялом; стали его расспрашивать, что дать ему попить, чтобы он согрелся.
Узнали родня и приятели купца, что он занемог и пришли его навестить. Один подаёт ему баклажку с крепкой сливовицей, другой — трёхлетнее красное вино, третий — свиную домашнюю колбасу, четвёртый — пирог из муки, просеянной через шёлковое сито, пятый — повидло, яблоки золотой налив и всяческие сладости. Каждый принёс самое лучшее из того, что у него было — ведь никому не хотелось ударить лицом в грязь. А родни и приятелей, которые почитали и уважали купца ради его богатства, было у него много. Увидев, как дрожит бедняга и щёлкает зубами, все его очень пожалели — ведь никто из них до сих пор ещё не видел, как трясёт лихорадка. За время болезни близкие и родные нанесли купцу столько гостинцев — хоть бакалейную лавку открывай.
А лихорадка смотрела на вкусные угощения и облизывалась. Потрясёт, потрясёт больного, а потом ненадолго оставит в покое — передышку ему даёт. А как только его переставало знобить, он чувствовал облегчение и становился таким ненасытным, что все вокруг диву давались, куда только вмещается вся эта еда и пить. А это лихорадка, что сидела в нём, всё поедала и выпивала. Чего только она ни пожелает — всё ей несут. Проклятая лихорадка ест, пьёт, да спит, а у богатого только живот раздувается, да так, что ему лень встать. Потому что лентяйку-лихорадку всё ко сну клонит, разленилась она теперь ещё больше, чем раньше, когда ещё лихорадкой не была, ведь тогда ей не приходилось так вкусно есть и пить, а такие мягкие тюфяки ей даже и не снились.
А хозяйка знай себе расталкивает своего больного мужа и приговаривает:
— Проснись, хозяин, проснись! Я принесла тебе водицы, чтобы ты умылся. Встань, походи маленько по двору, подыши свежим воздухом, может тебе и станет лучше! Залежался ты муженёк, вот уже скоро станет три года. Днём и ночью спишь, больше всех нас ешь, а ничего тебе впрок не идёт. Только живот раздулся, словно бочка, а шея вытянулась, как шест.
— Ох, милая жёнушка, — еле-еле проговорил больной, — какой слепой не хочет прозреть! Я и хотел бы встать да походить, только вот одурманила меня эта проклятая болезнь — всё ко сну клонит. А как только я высплюсь, проклятая снова хватает меня за шиворот и треплет, как собака требуху. А когда ей это надоедает и она оставляет меня в покое, я испытываю такой голод, словно внутри у меня завелся ненасытный змей, и я ем, ем, но чем больше ем, тем тяжелее мне становится, дремота меня одолевает, и я забываюсь и уже не помню, кто я и где я. Поэтому, женушка, мне и не в мочь подняться с постели.
— Что же нам делать, муженёк, как нам тебя поставить на ноги? Триста лекарей мы звали, но никто тебе не помог. Позволь мне поискать какую-нибудь мудрую ворожею, может она тебе поможет.
— Поищи, жёнушка! Созови гадалок, ворожей, знахарок, дервишей, попов! Всех зови, только вылечи меня.
Собралась женщина и пошла к одной бедной старушке, знаменитой знахарке. Рассказала ей о страданиях своего мужа и привела к себе домой. Посмотрела старушка больного, расспросила, что у него болит, что он ест и пьёт, а потом сказала:
— Берусь я тебе помочь, если только ты будешь меня слушаться и делать всё, что я скажу. А главное — надо будет терпеть!
— Ох, бабушка, — простонал больной, — всё вытерплю, буду слушаться и делать всё, что ты скажешь, только избавь меня от этих страданий.
— Не беспокойся, сынок! Если ты будешь меня слушаться, я за три дня поставлю тебя на ноги, — сказала старушка и ушла.
Вернувшись домой, старушка нарвала у плетня пучок полыни, сварила отвар и отнесла больному. Дала она ему выпить натощак полный стакан отвара. От горького снадобья у больного чуть глаза на лоб не полезли.
— Ох, милая бабушка! — заохал он. — Что это за зелье, такое?
— Не бойся, сынок, потерпи! — ответила старушка. — Эта лихорадка, что впилась в твоё сердце, не отпустит тебя, пока ты ешь только сладкое и вкусное. Ты должен есть горькое и невкусное, чтобы её прогнать. И хватит тебе нежиться в мягкой постели, ляг-ка лучше на голую рогожку, положи камень под голову и ещё два дня ничего в рот не бери, кроме моего отвара, и ты увидишь, как убежит от тебя эта проклятая лихорадка.
Больной её послушал: три дня ничего не ел, только полынь-воду пил. На четвёртый день старушка пришла его проведать. Больной лежал на рогожке во дворе на самом солнцепеке и крепко спал.
Старушка так тихонько подошла к нему, что он даже не проснулся, взяла ведро с водой, стоявшее неподалеку, и облила больного. Вскочил купец на ноги бодро, как в былые времена.
— Ой, бабушка! — закричал он. — Зачем ты меня испугала, облила холодной водой?
А лихорадка перепугалась ещё больше купца, выскочила из него и забралась к старушке.
«Погоди же ты, старая карга, — подумала лихорадка, — вот я тебя потрясу за то, что ты лишила меня спокойствия и довольства. Ведь до сих пор я жила, как царица. Уж не дьявол ли надоумил тебя держать меня три дня голодной и поить этой горечью, от которой я прогоркла на всю жизнь, да ещё и холодной водой меня облила?»
Богатый купец тут же выздоровел и повеселел.
— Желаю тебе, бабушка, долгих лет! — сказал он и щедро её одарил.
Старушка спрятала деньги и пошла себе домой, но по дороге вдруг почувствовала, что её начинает знобить. Едва-едва она дотащила свои старые кости до дому. Легла на земляной пол у очага, покорчилась, поежилась от озноба, пощёлкала двумя оставшимся впереди зубами, поднялась с трудом и выпила большую чашку полынь-воды; передохнула немножко и выпила ещё одну чашку.
Поняла лихорадка, что старушка будет лить чашку за чашкой эту горечь и не ляжет в мягкую постель. Разозлилась она и побежала искать какого-нибудь богача.
Но теперь, стоило только лихорадке привязаться к кому-нибудь, как тут же звали старую знахарку, которая прославилась на весь город. Она давала больному выпить полынь-воду и прогоняла болезнь. Не могла уже лихорадка жить по-царски, как жила три года подряд у больного купца.
Убедившись, что старушка не оставит её в покое, надумала она перебраться в другое место, где люди ещё не знали, как от неё избавиться. Собралась лихорадка в путь. Вышла она из города и видит: впереди идёт её сестрица — вторая лихорадка. И она тоже решила бежать из этих мест.
— День добрый, сестрица, — крикнула лихорадка.
— Подожди меня, пойдём вместе!
Поздоровались они, обнялись, стали рассказывать друг другу про своё житьё-бытьё.
Рассказала первая, как привольно ей жилось у богатого купца, обо всех своих бедах и невзгодах, что накликала на неё знахарка, поведала, а затем спросила сестру, как жилось ей у мельника и в других местах.
— Уж и не спрашивай, сестрица! — стала жаловаться та. — Не повезло мне. Стала я лихорадить мельника, а он пошёл на мельницу, взял деревянную ступку, истолок в ней чеснок, залил его ускусом и одним духом выпил всю эту бурду. Чуть не отравил меня, чтоб ему пусто было! Мало того, когда я его бросила в жар, он разделся и бултыхнулся в ледяную запруду. Окоченела я совсем, тут бы мне и каюк, если бы я не убежала. Ушла я от него и забралась к одной богачке. Три года я её лихорадила, вдоволь вкусненького наелась-напилась. Но житья для нас больше нет в этом городе: откуда ни возьмись — появилась проклятая знахарка, всё по пятам моим ходит. Как только заживу я где-нибудь припеваючи, сразу зовут её. Вместо вкусного кушанья, она даёт пить горькое зелье, отравившее мне всю жизнь. Не выдержала я и решила бежать из города.
— И я, сестричка, бегу от этой проклятой старухи. Пойду куда глаза глядят, где не водятся такие ведьмы.
— Знаешь, сестричка, что я тебе скажу? Раз уж решили мы с тобой бежать из города, то нам не стоит расставаться: поймаем кого-нибудь и будем его лихорадить вдвоём. Только давай выберем кого-нибудь по богаче, чтобы пожить в своё удовольствие, пока нам не надоест.
— Твоя правда, сестричка, — согласилась первая лентяйка, — плохо жить у бедняка: заморишь его холодом, а он как схватит топор — только щепки летят во все стороны, а он знай себе, рубит без устали, пока не прошибёт его пот, а уж мне тогда совсем плохо приходится.
— А когда бросаешь бедняка в жар, — прервала её вторая, — бултыхнётся он в ледяную воду, как мой мельник, а ты околевай от холода.
— Ой, сестричка, другое я хотела тебе сказать...
— Скажи, скажи, что придумала твоя умная головушка!
— Давай-ка поживём некоторое время так, как мы жили, — предложила первая умница, — а потом возьмём, да выйдем замуж, народим ребятишек и обучим их нашему ремеслу. Им будет хорошо, а люди пускай себе мучаются.
— Хорошо ты придумала, сестрица! Дай бог тебе здоровья и радости. Только пусть хранит нас господь от горькой полыни и ледяной воды.
С такими мыслями отправились две негодницы в другой город, где люди ещё не знали лихорадки. Пока они научились, как её прогонять, прошло немало времени и сестрицы хорошо попировали. А потом они нашли двух болванов и женили их на себе. Народили сестрицы кучу детей — и девочек, и мальчиков, и от них расползлись всякие болезни по всей земле. Были эти болезни самые разные, как различны и люди: от одних бросало в холод, от других — в жар; от одних лихорадило каждый день, от других — через день или через два; от одних люди заболевали желтухой, от других — кашляли. И ещё много-много других страданий принесли они людям. Болезни мужского рода — это бешенство, цинга, сердечный недуг. Как привяжутся к кому-нибудь — или скорёхонько на тот свет отправят, или быстро оставят его, потому что мужчины очень нетерпеливы. А от болезней женского рода люди умирали нескоро и нечасто, потому что женщине не под силу одолеть мужчину, но зато как вцепится такая болезнь, то долго держит в своей власти, и несчастный живёт себе годами, ни здоров ни болен.
Вот так пошли болезни по людям и мучают их до сих пор.
Когда-то, очень давно, у бабы Марты (в марте) было в распоряжении всего 28 дней, а у Младшего Сечко (в феврале), наоборот, было 31.
В те времена в одной маленькой деревушке высоко в горах жила одна старушка, и было у нее два беленьких козленка. Старушка была очень остра на язык.
Как-то раз в последний день марта погода установилась совсем теплая. В небе высоко стояло жаркое солнышко, и старушка повела своих козлят на пастбище в горы – чтобы погрелись на солнышке и пощипали свежую травку. Но старушка не смогла отказать себе в удовольствие подразнить бабу Марту. Уводя козлят погулять, она выкрикивала, смеясь: "Баба Марта, иди прочь, твои дни закончились, ничего ты мне теперь не сделаешь, я веду козляток погулять".
Разозлилась баба Марта, но ничего не могла сделать, потому что ее время закончилось.
Побежала она тогда со всех ног к брату Младшему Сечко и попросила отдать ей три дня, чтобы отомстить старушке. И уступил ей брат три дня. "Ну что же, – сказала баба Марта, – посмотрим, кто теперь будет смеяться последним!"
И баба Марта заволокла небо тучами, завыл ветер, началась снежная буря, вся земля покрылась льдом. В горах, далеко от своего дома, дрожала старушка от страха и холода, пока кровь не замерзла ее жилах и сердце не обратилось в камень. Злилась баба Марта еще три дня и три ночи, все люди в селе укрылись по домам от страшной бури, которую она устроила.
Когда буря утихла, люди из деревни поднялись вверх в горы до пастбища и увидели, что старушка и ее козлята превратились в груду камней, а из под их ног течет горный ручей. Старушку не очень любили в селе из-за ее ехидства, поэтому это зрелище людям показалось смешным, и они рассмеялись. Так баба Марта оказалась при своем – она смеялась последней.
С тех пор в марте 31 день, а последние дни марта в народе называют "заемные дни", и не выходят в эти дни на полевые работы.